Неточные совпадения
Он видел только ее ясные, правдивые глаза, испуганные той же радостью любви, которая наполняла и его сердце. Глаза эти светились ближе и ближе, ослепляя его своим светом любви. Она остановилась подле самого его,
касаясь его. Руки ее поднялись и опустились ему на
плечи.
Сомненья нет: увы! Евгений
В Татьяну, как дитя, влюблен;
В тоске любовных помышлений
И день и ночь проводит он.
Ума не внемля строгим пеням,
К ее крыльцу, стеклянным сеням
Он подъезжает каждый день;
За ней он гонится, как тень;
Он счастлив, если ей накинет
Боа пушистый на
плечо,
Или
коснется горячо
Ее руки, или раздвинет
Пред нею пестрый полк ливрей,
Или платок подымет ей.
Ее темные густые волосы, забранные в кружевную косынку, сбились,
касаясь плеч.
Самгин, не желая, чтоб Судаков узнал его, вскочил на подножку вагона, искоса, через
плечо взглянул на подходившего Судакова, а тот обеими руками вдруг быстро
коснулся плеча и бока жандарма, толкнул его; жандарм отскочил, громко охнул, но крик его был заглушен свистками и шипением паровоза, — он тяжело вкатился на соседние рельсы и двумя пучками красноватых лучей отрезал жандарма от Судакова, который, вскочив на подножку, ткнул Самгина в бок чем-то твердым.
На желтой крышке больничного гроба лежали два листа пальмы латании и еще какие-то ветки комнатных цветов; Алина — монументальная, в шубе, в тяжелой шали на
плечах — шла, упираясь подбородком в грудь; ветер трепал ее каштановые волосы; она часто, резким жестом руки
касалась гроба, точно толкая его вперед, и, спотыкаясь о камни мостовой, толкала Макарова; он шагал, глядя вверх и вдаль, его ботинки стучали по камням особенно отчетливо.
Но он все взвизгивал, выл. Самгин почувствовал, что его
плеча коснулась чья-то рука. Это — Елена.
Клим услышал нечто полупонятное, как бы некий вызов или намек. Он вопросительно взглянул на девушку, но она смотрела в книгу. Правая рука ее блуждала в воздухе, этой рукой, синеватой в сумраке и как бы бестелесной, Нехаева
касалась лица своего, груди,
плеча, точно она незаконченно крестилась или хотела убедиться в том, что существует.
И она хотела что-то сказать, но ничего не сказала, протянула ему руку, но рука, не
коснувшись его руки, упала; хотела было также сказать: «прощай», но голос у ней на половине слова сорвался и взял фальшивую ноту; лицо исказилось судорогой; она положила руку и голову ему на
плечо и зарыдала. У ней как будто вырвали оружие из рук. Умница пропала — явилась просто женщина, беззащитная против горя.
Он не шевелил пальцем, не дышал. А голова ее лежит у него на
плече, дыхание обдает ему щеку жаром… Он тоже вздрагивал, но не смел
коснуться губами ее щеки.
Она пошла. Он глядел ей вслед; она неслышными шагами неслась по траве, почти не
касаясь ее, только линия
плеч и стана, с каждым шагом ее, делала волнующееся движение; локти плотно прижаты к талии, голова мелькала между цветов, кустов, наконец, явление мелькнуло еще за решеткою сада и исчезло в дверях старого дома.
Но неумышленно, когда он не делал никаких любовных прелюдий, а просто брал ее за руку, она давала ему руку, брала сама его руку, опиралась ему доверчиво на
плечо, позволяла переносить себя через лужи и даже, шаля, ерошила ему волосы или, напротив, возьмет гребенку, щетку, близко подойдет к нему, так что головы их
касались, причешет его, сделает пробор и, пожалуй, напомадит голову.
— Послушай, старик, — заговорил я,
коснувшись до его
плеча, — сделай одолжение, помоги.
И пальцы Веры Павловны забывают шить, и шитье опустилось из опустившихся рук, и Вера Павловна немного побледнела, вспыхнула, побледнела больше, огонь
коснулся ее запылавших щек, — миг, и они побелели, как снег, она с блуждающими глазами уже бежала в комнату мужа, бросилась на колени к нему, судорожно обняла его, положила голову к нему на
плечо, чтобы поддержало оно ее голову, чтобы скрыло оно лицо ее, задыхающимся голосом проговорила: «Милый мой, я люблю его», и зарыдала.
Пашенька смеялась и садилась так близко к гостю, что своим
плечом касалась его.
Она опустила глаза; он тихо привлек ее к себе, и голова ее упала к нему на
плечо… Он отклонил немного свою голову и
коснулся ее бледных губ.
— Подойди-ка, — говорю, — еще поближе. — И как он подошел, я его взял за
плечи, и начинаю рассматривать, и никак не могу узнать, кто он такой? как только его
коснулся, вдруг ни с того ни с сего всю память отшибло. Слышу только, что он что-то по-французски лопочет: «ди-ка-ти-ли-ка-ти-пе», а я в том ничего не понимаю.
Дама юнкера Александрова немного отодвинулась от него; протянула ему на уровне своего
плеча красиво изогнутую, обнаженную и еще полудетскую руку. Он с легким склонением головы принял ее, едва
касаясь пальцами кончиков ее тоненьких пальцев.
Аггей Никитич на своем иноходце тоже не отставал от нее; таким образом они ехали, только что не
касаясь друг друга
плечами, и хоть не говорили между собою, но зато ласково и весело переглядывались.
— Слушайте, — говорила она, не отнимая руки и
касаясь плечом его
плеча. — Вы дайте-ка мне денег…
Инсаров приблизился к ней и
коснулся ее стана. Она вдруг обернулась к нему, светло ему улыбнулась и оперлась на его
плечо.
Когда кустарник по временам исчезает, на голых камнях я висну над пропастью, одним
плечом касаясь скалы, нога над бездной, а сверху грузин напевает какой-то веселый мотив.
Илья сначала отталкивал её от себя, пытаясь поднять с пола, но она крепко вцепилась в него и, положив голову на колени, тёрлась лицом о его ноги и всё говорила задыхающимся, глухим голосом. Тогда он стал гладить её дрожащей рукой, а потом, приподняв с пола, обнял и положил её голову на
плечо себе. Горячая щека женщины плотно
коснулась его щеки, и, стоя на коленях пред ним, охваченная его сильной рукой, она всё говорила, опуская голос до шёпота...
Едва
касаясь пола пальцами босых ног, боясь нарушить строгую тишину, Евсей подошёл к Раисе, глядя на её голое
плечо, и сказал негромко...
Легко идется по земле тому, кто полной мерой платит за содеянное. Вот уже и шоссе, по которому когда-то так легко шагал какой-то Саша Погодин, — чуть ли не с улыбкой попирает его незримые отроческие следы крепко шагающий Сашка Жегулев, и в темной дали упоенно и радостно прозревает светящийся знак смерти. Идет в темноту, легкий и быстрый: лица его лучше не видеть и сердца его лучше не
касаться, но тверда молодая поступь, и гордо держится на
плечах полумертвая голова.
Но что за странный характер у юноши! Там, где раздавило бы всякого безмерное горе, согнуло бы спину и голову пригнуло к земле, — там открылся для него источник как бы новой силы и новой гордости. Правда, на лицо его лучше не глядеть и сердца его лучше не
касаться, но поступь его тверда, и гордо держится на
плечах полумертвая голова.
Дюрок первый заметил меня и, продолжая говорить с худощавым испанцем, протянул руку,
коснувшись ею моего
плеча.
— Ах! — сказала Дигэ и увела голову в
плечи. Все были поражены. Что
касается Галуэя, — тот положительно струсил, я это видел по беспомощному лицу, с которым он попятился назад. Даже Дюрок, нервно усмехнувшись, покачал головой.
Раздался сигнал паровой машины, послышался грохот цепей. Странный голубой предмет отделился от палубы парома, потом плавно, слегка закручиваясь по вертикальной оси, проплыл в воздухе и медленно, страшно медленно, стал опускаться за борт. Вот он
коснулся поверхности воды, погрузился по колена, до пояса, по
плечи… Вот скрылась голова, наконец ничего не видно, кроме медленно ползущего вниз стального каната. Балаклавские рыбаки переглядываются и молча, с серьезным видом покачивают головами…
Акулина быстро оглянулась на голос властелина, ожидая приказания; но увидав, что дело до нее не
касается, пожала
плечами: «Вишь, дошлый!
Он протянул руку,
коснувшись плеча штурмана. Гарвей молчал. Аян потолкал его, затем нагнулся и приложил ухо к груди — все кончилось.
Сам Алексашка, которого это
касалось всех более, был от мира не прочь и на мир не челобитчик: он смелою рукою взял почтовую суму, взвалил ее на
плечи и стал таскать из Солигалича в Чухлому и обратно.
Выскочив из комнаты, Лодка молча нырнула вниз, быстро выбежала на двор, но по двору пошла осторожно, боясь ушибить или уколоть во тьме босые ноги. Сырая ночь холодно
коснулась груди и
плеч; протянув руку вперед, Лодка подвигалась к воротам и уже хотела позвать Четыхера, как вдруг ее остановила ясно вспыхнувшая мысль...
Свежее дуновение утра
коснулось также и неподвижной фигуры сидевшего на крыльце человека. Бесприютный вздрогнул от холода, пробежавшего по спине, повел
плечами и поднял голову. Затуманенным взглядом он посмотрел на небо.
Я и Анна Алексеевна ходили вместе в театр, всякий раз пешком; мы сидели в креслах рядом;
плечи наши
касались, я молча брал из ее рук бинокль и в это время чувствовал, что она близка мне, что она моя, что нам нельзя друг без друга, но, по какому-то странному недоразумению, выйдя из театра, мы всякий раз прощались и расходились, как чужие.
Это крестный папа», — и водила пальчиком по портретам и в это время по-детски
касалась меня своим
плечом, и я близко видел ее слабую, неразвитую грудь, тонкие
плечи, косу и худенькое тело, туго стянутое поясом.
Он снова
коснулся меня широким
плечом и тихо говорит...
По крайней мере, Огнев, вспоминая впоследствии о хорошенькой Верочке, не мог себе представить ее без просторной кофточки, которая мялась у талии в глубокие складки и все-таки не
касалась стана, без локона, выбившегося на лоб из высокой прически, без того красного вязаного платка с мохнатыми шариками по краям, который вечерами, как флаг в тихую погоду, уныло виснул на
плече Верочки, а днем валялся скомканный в передней около мужских шапок или же в столовой на сундуке, где бесцеремонно спала на нем старая кошка.
Калашников чему-то усмехнулся и поманил ее к себе пальцем. Она подошла к столу, и он показал ей в книге на пророка Илию, который правил тройкою лошадей, несущихся к небу. Любка облокотилась на стол; коса ее перекинулась через
плечо — длинная коса, рыжая, перевязанная на конце красной ленточкой, — и едва не
коснулась пола. И она тоже усмехнулась.
— Позвольте, я провожу вас, — сказал он наконец, слегка
касаясь указательным пальцем ее
плеча, — а то тут на улице, вы понимаете, никак невозможно. Вы объясните мне ваше неудовольствие, и, конечно, я приложу всё старание… как офицер.
Он, точно угадывая ее мимолетное желание, тихо обвил ее половиной своего широкого пальто, и они оба затихли, прижавшись друг к другу, и,
касаясь друг друга головами, слились в один грациозный темный силуэт, между тем как луна бросала яркие серебряные пятна на их
плечи и на очертание их фигур.
Теперь ему было легко и приятно, и он мог уже поговорит о подзатыльнике, случайно данном две недели назад. И он осторожно намекнул,
касаясь пальцем Сенина
плеча...
С
плеч упало тяжелое бремя,
Написал я четыре главы.
«Почему же не новое время,
А недавнее выбрали вы? —
Замечает читатель, живущий
Где-нибудь в захолустной дали. —
Сцены, очерки жизни текущей
Мы бы с большей охотой прочли.
Ваши книги расходятся худо!
А зачем же вчерашнее блюдо,
Вместо свежего, ставить на стол?
Чем в прошедшем упорно копаться,
Не гораздо ли лучше
касатьсяНовых язв, народившихся зол...
Откинула покров она с чела,
И месяц светом лик ей обдал чистый.
Уже моих колен ее пола
Касается своей волной пушистой,
И на
плечо ко мне она легла,
И разом круг объял меня душистый:
И молодость, и дрожь, и красота,
И в поцелуе замерли уста.
Жестяная лампочка, стоявшая на другом табурете, словно робея и не веря в свои силы, лила жиденький мелькающий свет на ее широкие
плечи, красивые, аппетитные рельефы тела, на толстую косу, которая
касалась земли.
И он
коснулся двумя пальцами ее шеи. Видя, что ему не сопротивляются, он погладил рукой шею,
плечо…
Александра Ивановна пожала
плечами и, обмочив в чернила перо, тщательно зачеркнула все, что
касалось Форовой, и затем продолжала...
В это мгновение
плеча его тихо
коснулась мягкая, нежная рука. Он взял эту руку и повел того, кому она принадлежала, к окну, в которое слабо светил снизу уличный фонарь.
Его ухо почти
касалось её губ, из которых теперь вырывалось учащенное, тяжелое дыхание. Её тело трепетало и дрожало от мучительной боли. Что-то липкое, горячее и густое капало на руку Игоря, которой он нежно поддерживал ее y
плеча.
Он охватил руками острые старческие колени и захихикал, и, косясь на меня через
плечо, еще храня на сухих губах отзвуки этого неожиданного и тяжелого смеха, он несколько раз лукаво подморгнул мне, как будто мы с ним только двое знали что-то очень смешное, чего не знает никто. Потом с торжественностью профессора магии, показывающего фокусы, он высоко поднял руку, плавно опустил ее и осторожнее двумя пальцами
коснулся того места одеяла, под которым находились бы мои ноги, если бы их не отрезали.
— Перестаньте, — сказал я,
коснувшись вздрагивающего
плеча.